16 октября – Всемирный день анестезиолога-реаниматолога. Именно в этот день 1846 года врач-стоматолог Томас Мортон в Массачусетской больнице прооперировал своего друга, впервые применив эфирную анестезию.

Без специалистов этого профиля не может обойтись ни один оперирующий врач во время операции, они работают с самыми тяжёлыми пациентами и всегда как будто ходят по лезвию ножа. И почти всегда они остаются бойцами невидимого фронта. Всего в нижнекамских больницах трудятся 26 анестезиологов-реаниматологов, мы поговорили с одной из них – Винерой Шангараевой. О любви к профессии, разговорах с родственниками о скорой смерти их близкого человека, почему пациенты предпочитают полное отключение сознания, о сложных случаях и, конечно, о чуде.

 О выборе

«После 11 класса я попыталась представить себя бухгалтером или юристом, но мне показалось это скучным. А делать уколы, ставить капельницы, банки и делать компрессы я уже умела, и всё это казалось таким естественным. Поехала поступать в медуниверситет Уфы, но не хватило баллов из-за физики. Вернулась в Нижнекамск, подала документы в медколледж, и три года пролетели, как один день.

Я всё так же не знала, кем хочу быть, но точно чувствовала – я должна быть врачом, который знает выход из любой ситуации. Когда начала учиться в интернатуре по анестезиологии и реаниматологии, мне показалось, как будто я и не училась 6 лет в медуниверситете – настолько узкая специальность. Но я поняла – вот оно, к этому я интуитивно шла с детства. Тут сложилось всё, чего я хотела – сложность, экстренность, широкое разнообразие патологий, работа руками и нет нужды стоять часами около операционного стола». 

О наркозе

«Для меня было удивительно столкнуться с тем, что если у пациента есть выбор – отсутствовать во время операции или воспользоваться таким видом анестезии, когда сознание не выключается, то большая часть предпочитает и даже упрашивает о полном отключении. Пациенты не так боятся того, что во время операции они себя не контролируют, находятся во власти другого человека, не знают, что с ними происходит и чем всё это закончится. Для них страшнее видеть то, что происходит в операционной, и слышать наши разговоры и как персонал работает инструментами».

О сложных случаях

«Сложные и опасные случаи бывают не только у экстренных, но и у плановых больных. Экстренные больные, чьи резервы истощены, всегда представляют сложность для анестезиолога – нужно умудриться провести анестезию так, чтобы не ухудшить состояние больного или чтобы вовсе не потерять его на операционном столе. А наркоз – это вмешательство не для слабых, чтобы рассчитывать на благополучный исход, нужно обладать достаточно крепким организмом.

А вот плановые больные в некотором роде ещё опаснее для анестезиолога - у них нет тяжёлого состояния и факторов, угрожающих жизни, и риск ухудшения состояния, а тем более смерти при проведении анестезиологического пособия должен быть сведён к минимуму. Исключить его полностью невозможно, поскольку любое вмешательство в организм, будь то операция, наркоз, уколы, таблетки или даже некоторые виды обследования всегда предполагают определённый риск. В нашей профессии он наивысочайший.

И это очень опасно - операцию провести в любом случае надо, а провести трубку в дыхательные пути невозможно. Интубация должна выполняться за несколько секунд. И если за несколько секунд мы не найдём голосовую щель – а с челюстно-лицевыми пациентами именно это является проблемой – то человек умрёт из-за гипоксии. Слава Богу, я не теряла таких сложных пациентов». 

О восстановлении

«Мы постоянно ходим по лезвию ножа, а это большой стресс для организма. Наша защита – это хладнокровность, которая защищает нервную систему. Сейчас мы, как и остальные коллеги, работаем в усиленном режиме – специалисты уходят в госпиталь, нагрузка в отделении распределяется на оставшихся сотрудников. Сегодня я остаюсь на ночное дежурство, и завтра вновь работаю в день. Потом поеду домой переночевать и вновь на работу на полтора дня. Пока работаем в таком режиме. Восстанавливаться помогает сон – любая минута в горизонтальном положении – на вес золота, и всё остальное отодвигается на второй план».

О необычном

«Есть несколько стадий наркоза, и мы должны позволять хирургу делать разрез, только когда человек достигает хирургической стадии. Если человек после операции помнит, о чём говорили в операционной, то либо он помнит то, что происходило до наркоза, либо на тот момент хирургическая стадия не была достигнута, каждый организм индивидуален, соответственно, и наркоз не может переноситься всеми одинаково, как по заказу.

О самом тяжёлом

«Неотъемлемая часть нашей профессии – говорить родственникам, что их родного человека скоро не станет. Реакцию на такую новость нельзя предугадать, психика у всех разная. Кто-то бросается в слёзы, у кого-то подкашиваются ноги, например, когда мама узнаёт, что её сын после тяжёлой травмы не выживет. Совсем недавно мне пришлось говорить дочке и её матери, что по нашим прогнозам их папа не выживет. Он действительно не выжил. Если наши прогнозы не сбываются, то это не закономерность, а чудо, которое случается крайне редко. Мы постепенно готовим родственников, чтобы смерть близкого не стала для них шоком».

О чуде

«Надо понимать, что кроме нашей оперативности и знаний очень важны резервные возможности организма. Мы выложимся на 200 процентов, но если у человека травмы, несовместимые с жизнью, либо произошла декомпенсация большинства основных функций организма, ничего не поможет. Профиль наших пациентов такой, что если останавливается сердце, то в основном человека уже невозможно реанимировать. И даже если это получается сделать, то пациент всё равно через какое-то время умрёт.

Остановка сердца означает, что возможности всех органов уже исчерпаны. А в организме в норме всё работает слаженно, во взаимной зависимости друг от друга, и если сначала не работает один орган, затем сбой идёт дальше (то человек не может дышать самостоятельно, то сердце не реагирует на наши препараты, то почки отказывают). Наступает «отказ» функций всех жизненно-важных органов. В таких случаях мы не ждём, что произойдёт что-то чудесное.

Мужчина выжил, потому что у организма был резерв – почки работали, дыхание и сердечная деятельность были адекватными, просто произошел какой-то «острый момент», приведший к внезапной остановке сердца и дыхания. Мы подходим к этому трезво, но всё же тогда я увидела чудо».